Коренной перелом

Думаю, что Деревяшка в те минуты была точным отражением своей клички – ничего не чувствовала и не соображала. Как бревно. И, похоже, даже не заметила, как я расстегивал ее блузку.
- Вот это да, - присвистнула Инга. – Лифчик – страшное оружие. Теперь понятно, чем она мужиков распугивает. Ей бы в Великую Отечественную с таким бюстгальтером, да на танки. Немцы бы до самого Берлина драпали.
Деревяшка вышла из оцепенения и сумела выпростать одну руку из рукава, которой и попыталась прикрыть грудь.
Компашка заулюлюкала.
- Э, нет, Анна Ивановна, - спокойным голосом заговорила Инга. – Так мы не договаривались. Или вы все же предпочитаете группен-секс?
- Что вам от меня нужно? – Деревяшка затравленно посмотрела на компашку. – Отпустите меня...
- Конечно отпустим, - ответил Стрелок. – Вы только Зине не мешайте. Он и сам спутается…
В общем, под ржание и комментарии зрителей, я с грехом пополам управился с застежками лифчика, воззрился на бюст исторички и застыл. Грудь нерожавшей Деревяшки была крупна и почти идеальна по форме (это я сейчас могу оценить, а тогда был просто поражен открывшейся перспективой – грудь видел только у античных статуй…). Ширинка моих ученических брюк помимо воли стала подыматься.
Чтобы скрыть конфуз – соблазнился Деревяшкой(!), я отскочил к столу налил почти полный бокал из первой попавшейся бутылки и залпом проглотил, почти не ощущая вкуса. На мое несчастье, это вновь оказался абсент…
Дыхание перехватило, полились слезы, я схватил бутылку какого-то импортного тоника и унял пожар в горле. Стрелок тем временем пытался снимать закрывающую руками грудь Деревяшку.
- Зина, - скомандовал он, - помоги даме избавиться от стыда. Такие прелести нельзя скрывать от народа.
Стрелок передал фотоаппарат Инге, а сам достал видеокамеру. В то время этим чудом техники в Москве владели единицы. Говорят, что стоила она тогда как «мерседес», но cтрелковский папа любил дорогие вещи, которые не могли себе позволить «народные массы».
Я медленно пошел к Деревяшке и отвел ее руку. У меня что-то случилось с головой. Мне показалось, что я лечу куда-то туда, в ее груди, и тону в них в полном блаженстве...
Последнее, что я помню, - это как я дотронулся до них. Кожа была горячей и нежной...
Затем – провал...